Что такое правый берег. Экскурсия «Невская застава

Совместно с «Институтом Петербурга».

На проспекте Обуховской обороны,

Где всегда только правые повороты,

Где Нева не зашита в гранитный ящик,

Там я жил, семилетний и настоящий…

М. Леонидов.

Вас ждет посещение Невской заставы - особенного района Санкт-Петербурга, начинавшегося за стенами Александро-Невского монастыря. Он включал в себя несколько окрестных сел и уже в XIX веке превратился в мощный промышленный центр, «город в городе», где были построены не только производственные корпуса, но и нарядные жилые дома, школы, храмы и магазины. По разнообразию, качеству продукции, конструктивным решениям предприятий и рабочих слобод Невская застава конкурировала не только с крупными российскими, но и зарубежными индустриальными центрами.

Познакомившись с архитектурой и инфраструктурой района, вы сможете также разобраться в странном стечении обстоятельств, приведшем к революционным событиям, и узнать о малоизвестных страницах истории предприятий Невской заставы, сыгравших важнейшую роль в годы блокады Ленинграда. Мы побываем не только на левом берегу Невы, откуда пошла Невская застава, но и на правом, где также располагались крупные промышленные предприятия.

  • 9.00 - встреча группы у ст. м. "пл. Александра Невского".
    Невская застава открывается впечатляющим зданием мукомольного комбината «Невская мельница». Даже сегодня, глядя на него, легко представить многочисленные причалы у берега и стоящие под погрузку корабли.
  • Экскурсия «Невская застава. Берег левый, берег правый»:
  • Село Смоленское. Стеклянный городок.
    В конце XVIII века на землях потемкинской усадьбы появилось сразу два стекольных завода. Несколько улиц в этом квартале до сих пор сохраняют соответствующие названия. Непосредственное отношение к рабочей слободе имеет и церковь иконы Божьей Матери «Всех скорбящих радость» с грошиками – восхитительный шедевр фон Гогена.
    Посещение храма осуществляется при возможности.
  • Невский литейно-механический завод.
    Мы увидим многочисленные постройки, связанные с бывшим Семянниковским заводом. Здесь и дореволюционная пожарная часть, и нарядные провиантские склады. Очень торжественно выглядит здание заводоуправления, перед которым был поставлен первый памятник В. И. Ленину, до сих пор сохранившийся в нашем городе.
  • Александро-Невская мануфактура К. Я. Паля.
    Ближе к берегу Невы располагалось одно из крупнейших текстильных предприятий Петербурга. Часть зданий на сегодняшний день отремонтирована и передана под офисы, что позволяет беспрепятственно пройтись по территории бывшего завода. По соседству можно увидеть жилые дома работников предприятия и больницу, построенную для них. Рядом с заводским корпусом мы сможем выйти к берегу Невы, сохраненному здесь в своем естественном виде.
  • Невский стеариновый завод – «Невская косметика».
    Почти двести лет назад было основано предприятие, сыгравшее значительную роль и в истории Петербурга, и в истории России. Мы узнаем о настоящей русской сенсации – мыле «Нестор-карболикъ» и открытии парфюмерного производства для дам во второй половине XIX века, положившего начало «индустрии красоты» в России. Для многих открытием станет вклад данного производства в дело обороны города.
  • Улица Ткачей.
    Здесь мы увидим большой рабочий квартал, созданный у Спасской и Петровской мануфактур, ставших впоследствии ткацкой фабрикой «Рабочий». До сих пор сохранились здания магазинов потребительского общества, бани и Смоленские воскресные классы для рабочих. По иронии судьбы, именно в этой «Корниловской школе» для рабочих, построенной на деньги фабриканта Варгунина, находился нелегальный центр марксистской пропаганды под руководством Надежды Крупской.
  • Село Михаила Архангела. Александровский сталелитейный завод.
    Это одно из самых знаменитых промышленных зданий Невской заставы, известное своими скульптурами львов. Рассматривая предприятие, мы увидим знаменитую водонапорную башню, дом Кларка и редкую для Петербурга англо-американскую церковь, построенную для служивших здесь инженеров.
  • Щемиловка. Фарфоровская колония.
    Выше по течению Невы находились живописные места, которые Екатерина II и ее приближенные выбрали места для собственных дач и отдыха. Об этом и сейчас напоминают парки и сады Невского района. Мы увидим бывшие охотничьи угодья императрицы, выкупленные впоследствии «Невским обществом устройства народных гуляний», знаменитый Ломоносовский завод – бывшую Невскую порцелиновую мануфактуру, основанную Елизаветой Петровной, познакомимся с разнообразными зданиями и многочисленными историями Фарфоровской колонии.
  • Время на обед.
  • Александровское село. Обуховский сталелитейный завод.
    Только здесь можно увидеть жилой деревянный дом, сохранившийся от большой рабочей слободы Обуховского завода. Его сберегли в память о жившем там революционере Шелгунове и Ленине, который вел кружок для пролетариев. Восстановить облик этих мест нам помогут Станционные бани, история церкви христиан-адвентистов, храм святой Троицы «Кулич и Пасха», где был крещен Александр Колчак – уроженец здешних мест. Здесь же мы увидим Императорскую карточную фабрику, где печатали игральные карты, бывшее паровозное депо и здание Технической образовательной школы, построенное в стиле «модерн».
  • Переезд на правый берег по Вантовому мосту.
  • Уткина заводь.
    Здесь мы не оставим без внимания неоготическую Водонапорную (Пристрельную) башню Обуховского завода и первую электрическую подстанцию особой конструкции для ТЭЦ-5 «Красный Октябрь», которая работала всю блокаду.
  • Деревня Глезнево.
    Здесь мы увидим загадочное и красивое здание – усадьбу «Сосновка», длительное время скрытую за высокими заборами. Теперь есть возможность рассмотреть это романтическое поместье, созданное фон Гогеном, оценить общий план парка и последующую застройку района. В завершение нашего путешествия мы увидим Первую бумагоделательную фабрику братьев Варгуниных и Финляндский железнодорожный мост, созданный в начале XX века и соединивший Великое княжество Финляндское с другими регионами дореволюционной России.
  • 16:00 - ориентировочное время окончания экскурсии у ст. м. "пл. Александра Невского".

Внимание:

  • Поздней осенью, зимой, ранней весной, из-за короткого светового дня, посещение некоторых заявленных в программе экскурсии обьектов может происходить в тёмное время суток.
  • Организатор не несет ответственности за очереди на пограничных пунктах, задержки в пути, связанные c погодными условиями, а также с пробками на дорогах.
  • В случае, если погодные условия на маршруте могут угрожать безопасности туристов (сильные снегопады, низкие/высокие температуры воздуха, сели, ливни, наводнения, лесные пожары, смог и пр.), организатор оставляет за собой право в одностороннем порядке изменять программу экскурсии: заменять одни объекты на другие, а при невозможности замены - исключать обьекты из программы.
  • Места в автобусе распределяются организатором экскурсии по мере продажи билетов.

Особенности данной экскурсии:

  • Внимание! Перед экскурсией рекомендуем к просмотру фильм "Мятежная застава" 1967 года режиссера А. Бергункера. Фильм дополнит экскурсию, а также позволит наглядно представить те детали, которые не сохранились до наших дней.

Этот тур мы можем организовать специально для вас, с учетом ваших пожеланий по программе, времени и месту отправления!

На протяжении многих лет в администрацию Дубровского городского поселения и военкомат Всеволожского муниципального района Ленинградской области поступали обращения от родственников воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны с просьбами указать точное местонахождение братского захоронения в районе платформы Теплобетонная и увековечить фамилии погибших. А за братское захоронение часто принимали величественный 5-ти метровый крест, поставленный местным лесничим на поляне близ платформы в конце восьмидесятых годов прошлого века в память обо всех погибших. Люди искали сами, обращались за помощью к ветеранам, пытались найти следы родственников через интернет.

В сентябре 2010 года на традиционной встрече в Дубровке ветеранов, участников боев в Невской Дубровке и на Невском пятачке, прозвучало предложение создать на поляне железнодорожной платформы Теплобетонная мемориал нашим воинам, захороненным на правом, нашем берегу Невы, где проходила передовая Ленинградского фронта.

Эта инициатива была поддержана администрацией Дубровки, Законодательным собранием Ленинградской области, Московской региональной общественной организацией ветеранов военной контрразведки (1-я стрелковая дивизия НКВД держала оборону на правом берегу с сентября 1941 по май 1943 года). Открытие мемориала запланировано к 70-летию Победы (2015 год).

В рамках мероприятий по созданию мемориала было предложено собрать и обобщить имеющиеся архивные данные и создать базу имен погибших (для увековечения их на плитах будущего мемориала). В настоящее время эта работа все еще продолжается, и сейчас можно говорить о 3,5 тысячах имен.

Также на основании архивных данных было решено провести работы по поиску и эксгумации останков погибших.

В 2012 году была проведена 1-я экспедиция, результатом ее стало захоронение на месте будущего мемориала 370-ти солдат, установлено 32 имени, 11 семей погибших приезжали на церемонию захоронения.

Теплобетонная-2013

Весной 2013 года работа продолжилась. В мае, во время Вахты Памяти, поисковики обнаружили в трех километрах от Невской Дубровки еще одно крупное воинское захоронение.

Обнаружить его помогла карта военных действий, составленная во время наступательной операции «Искра» по прорыву блокады Ленинграда. На этой карте было указано расположение санитарных захоронений, произведенных прямо в ходе боев под непрерывным огнем противника.

Вскрытое санитарное захоронение оказалось больше похожим на «свалку», чем на организованную могилу. Солдаты и офицеры лежали вповалку, в больших ямах, друг на друге, количество слоев местами доходило до семи. Бойцы были в полном обмундировании, в тулупах, валенках, касках, с подсумками и гранатами. У многих найдены документы и личные вещи.

Экспедиция 2013 года длилась 4 месяца, не прекращаясь ни на один день.

В ней участвовали представители поисковых отрядов из Санкт-Петербурга, Ленинградской области, Вологодской, Иркутской, Оренбургской, Свердловской, Кировской областей, Удмуртии, Татарстана, Латвии и Германии. Общее количество участников – около 250 человек.

Координацию работ взял на себя Межрегиональный общественный фонд увековечения памяти погибших при защите Отечества, которым руководит Валентина Юрьевна Боброва.

Помощь экспедиции оказывали: администрация и жители поселка Невская Дубровка, руководство завода «Невский ламинат», депутат Законодательного собрания Ленинградской области Саяд Исбарович Алиев.

Все расходы по обеспечению лагеря взял на себя «Единый центр документов». В результате поисковики могли спокойно работать в любых погодных условиях: были и тенты, и бензин для генератора. Суточный расход экспедиции оказался огромен. Иногда дежурным приходилось готовить на 50-60 человек. Благодаря ЕЦД было обеспечено полноценное питание, рацион поисковиков не ограничивался стандартным «лесным» набором продуктов.

Генеральный директор компании Дмитрий Ромашко также оказал помощь в размещении родных и близких погибших солдат. ЕЦД взял на себя все расходы по оплате гостиницы «Москва», где проживали в течение 3-х дней более 40 человек из разных уголков России и стран ближнего зарубежья: Украины и Белоруссии.

Результаты экспедиции

Результатом экспедиции в 2013 году стало захоронение 1625-ти красноармейцев, из них общее число установленных (по медальонам, именным вещам и архивным спискам) – 705 человек. Была найдена 31 семья погибшего, на церемонию приехали 25 семей.

За время экспедиции найдено: 264 медальона и именных вещей, 64 требуют дополнительного исследования. На данный момент установлено 90 имен, из них 24 числились пропавшими без вести, о 14-ти нет никакой информации в Центральном архиве министерства обороны, и только 23 человека проходят по спискам «Могилы №17».

Большинство бойцов было из 268-й стрелковой дивизии и 45-й гвардейской стрелковой дивизии, и погибли в ходе операции «Искра» в январе 1943 года. Есть в братской могиле и военнослужащие войск НКВД, а также бойцы, погибшие при обороне Ленинграда в 1941-1943 годах.

О церемонии захоронения

Погода с утра 22 сентября была дождливая; дорога от Невской Дубровки раскисла. В пути встретилось два туристических автобуса, которые не смогли доехать до места захоронения пару километров, и гости шли на церемонию пешком.

Место бывшего захоронения – ничем не отмеченный кусок леса, совсем рядом с дорогой. Теперь здесь стоит поминальный крест, лежат цветы и горят свечи.

А на поляне выставлены гробы – последний парад защитников Ленинграда.

Народа прибыло много. Приехали курсанты-полицейские, почетный караул, военный оркестр, поисковики, принимавшие участие в экспедиции, реконструкторы РККА и РККФ.

Из официальных лиц на церемонии захоронения присутствовали Члены Законодательного собрания Ленинградской области, Председатель ЗАКСА С. Бебенин, от имени Губернатора Ленинградской области - Председатель Комитета по молодежной политике Ленинградской области А. Данилюк, представители Всероссийского информационно-поискового центра.

Также приехали ветераны, родственники погибших (более 50 человек из 12 регионов России и стран ближнего зарубежья), и делегации всех поселков Всеволожского района.

После кратких речей была проведена православная панихида по погибшим. Один из священников – местный отец Валериан, служащий в храме в Невской Дубровке. Каждую субботу он выходит на берег Невы и произносит в поминальной молитве две тысячи фамилий наших бойцов, погибших при обороне Ленинграда.

Во время отпевания в пасмурном небе над поляной появился кусочек чистого неба, а потом выглянуло ласковое осеннее солнце. Люди, стоящие вокруг, улыбались и отмечали это как добрый знак.

После окончания отпевания поисковики и курсанты начали переносить гробы в заранее подготовленную могилу. У родственников и гостей была возможность проводить в последний путь героических защитников нашего любимого города.

Останки бойцов были сложены в 120 гробов, поэтому этот процесс занял много времени. Засыпать же братскую могилу пришлось не только лопатами, но и четырьмя тракторами – такой оказался ее размер. Засыпали более часа. В это время, в палатках неподалеку было накрыто угощение для приехавших родственников погибших, и стояла полевая кухня с традиционной гречкой с тушенкой для всех гостей мероприятия.

Во время ожидания сходил на берег Невы. Весь наш берег изрыт окопами, землянками, блиндажами – видно, что стояли долго, что наших войск было много. Местами все заросло подлеском так, что не видно ничего в 10 метрах.

Спустился по крутому берегу вниз, и передо мной открылась вся операция «Искра» – как на ладони. Все то, о чем читал, все, о чем рассказывали ветераны – все стало еще более понятно и отчетливо ясно. Потрясающий вид.

На противоположном берегу – город Кировск, строятся новые дома, на набережной за деревьями видны послевоенные сталинские здания. Именно здесь 268-я стрелковая дивизия по льду броском форсировала Неву и зацепилась за противоположный берег. Там, в районе нынешнего стадиона по дивизии нанесли фланговый удар немцы, там капитан Родионов со своим дивизионом принял свой последний бой.

Правее – махина 8-й ГРЭС, проклятая немецкая цитадель на Неве. Взять ее не удавалось до лета 1943 года. На нее шли и полки 268-й стрелковой дивизии, и штрафники. Один из наших штрафников, погибший в бою на второй день операции «Искра», был опознан и сегодня захоронен с почестями. Левее, в районе Ладожского моста через Неву шла в атаку 136-я стрелковая дивизия генерал-майора Симоняка…

Через пару часов могила была засыпана, украшена лапником, и состоялась церемония возложения венков. Все это было уже ближе к вечеру.

Здесь мне хотелось бы отметить несколько моментов. Во-первых, могила №17, которую вскрыли поисковики, являлась санитарным захоронением, была никак не отмечена на местности, и полностью забыта. Ее пришлось находить заново.

Во-вторых, все работы велись археологическим методом, все останки тщательно осматривались на предмет обнаружения смертных медальонов и подписных вещей. В случае если бы поисковики просто установили наличие братской могилы, и поставили на том же месте памятный знак, было бы невозможно опознать множество бойцов по медальонам и подписным вещам. Количество же захороненных в братской могиле по документам ЦАМО также оказалось сильно неточным.

В-третьих, все погибшие были перезахоронены с воинскими почестями, в присутствии родственников, отпеты по христианскому обычаю. В 1943 году, в ходе боевых действий, у санитарных команд не было на это никакой возможности.

Ну и наконец, никакими словами нельзя описать чувства родственников, которые, спустя 70 лет, нашли своих отцов, дедов и прадедов. Не ради ли этого момента и ведется поисковая работа?

Я, как и все участники данной экспедиции, считаю, что не должны мужики, погибшие во время прорыва блокады Лениграда, лежать в огромной санитарной яме, лежать обезличенными и позабытыми. Заслужили они и торжественное перезахоронение со всеми почестями, и мемориал, и имя, и встречу с родными. И все они заслужили нашу светлую Память.

К слову, Тамара Родионовна Овсянникова, ветеран и председатель Совета ветеранов 268-й Мгинской Краснознаменной стрелковой дивизии, удивилась тому, что на захоронении не было ни одного официального представителя города Санкт-Петербурга. Ведь 18 января 1943 года, день прорыва блокады, был днем небывалого ликования в городе – после 16 месяцев ужасных лишений блокада была прорвана! Погибшие бойцы отдавали свои жизни именно за этот день и за наш город.

Радует, что администрация Ленинградской области помнит про эти события, оказывает поддержку поисковикам и проводит ежегодные мероприятия, посвященные битве за Ленинград.

Создается впечатление, что город и область «поделили» праздники между собой «Искра» – праздник Ленинградской области, день полного снятия блокады – праздник Санкт-Петербурга.

Будем надеяться, что к 70-летию Победы на поляне платформы Теплобетонная будет мемориал с именами всех погибших и захороненных советских воинов, к самому мемориалу будет нормальная дорога, и будет сделана смотровая площадка на Неве – сейчас к ней спуститься довольно непросто.

В качестве заключительных слов хотелось бы поблагодарить поисковиков за проделанную титаническую археологическую, организационную и исследовательскую работу. Низкий вам поклон за ваше благородное дело.

Полную информацию о ходе экспедиции и церемонии захоронения, а также слова благодарности родственников найденных солдат, можно найти на страничке экспедиции по адресу

Зимний дворец был последним зданием на Дворцовой набережной. Адмиралтейской набережной мы касаться не будем, так как её при Екатерине не было и С.А. Волков не учитывал это расстояние, когда делил левый берег на строительные дистанции. Здесь, как известно, сквозного проезда по берегу не было. Однако наплавной Дворцовый мост здесь появился, как известно, еще в середине ХI Х века – на эту трассу перенесли наплавной Исаакиевский мост. Нынешний постоянный мост (по проекту инженера А.П. Пшеницкого) – последний, построенный в нашем городе до большевиков.

Любопытно, что в октябре 1896 года Городская Дума обсуждала, кроме прочего, вопрос о том, чтобы заменить наплавной Дворцовый мост на постоянный (как в Риге), а наплавной перевести на Охту. К этому вопросу городские власти вернулись летом 1916 года. Мост тогда находился на Сенатской площади. Там мы и вернемся к этому сюжету.

Говоря об Адмиралтейской набережной, я ограничусь тем, что сказал о ней в своих записках С.К. Маковский, сын знаменитого художника К.Е. Маковского: «…всё это место прежде занимала верфь, шёл стук, строительный грохот, с давних петровских времён. По каналам входили с моря и Невы прямо в Адмиралтейство баржи с лесом, бочками, канатами, дёгтем, снастями, со всем нужным для верфи…» Лучшие архитекторы думали о том, как всё-таки связать Дворцовую набережную с Сенатской площадью и Английской набережной. Так, Карл Иванович Росси предлагал построить эстакаду, чтобы устроить проезд над нынешней Адмиралтейской набережной, чтобы проезжающие не мешали спуску на воду кораблей, которые строились на Адмиралтейской верфи. Проект, конечно, был грандиозен. Росси писал: "Размеры предлагаемого мною проекта превосходят те, которые римляне считали достаточными для своих памятников. Неужели побоимся мы сравниться с ними в великолепии?" Но, как пишет тот же Маковский: «Позднее из-за выгоды позволили отцы города застроить доходными домами всю набережную…, загородив невский фасад Адмиралтейства, исключительный по красоте, испортив и обессмыслив это творение Захарова, кусок подлинного старого Санкт-Питербурха». Впрочем, путеводитель Г.Г. Москвича за 1915 год уверяет, что именно здесь и чувствуется старый Петербург. Бульвар на набережной – это: “… одно из лучших мест прогулки для любителя петроградских красот. Отсюда – дивный вид на Петропавловскую крепость, на колонны возле Биржи…» Автор подробно перечисляет все действительно изумительные виды, которые открываются отсюда, и заключает: «В этом районе – вы в обаянии эпохи Петра и Екатерины, во влиянии пушкинских строф…»

Коснусь в нескольких словах того, как замысловато пытались решить вопрос о доставке гранита для постройки этой набережной. В 1869 году появился проект засыпки Екатерининского канала и устройства на этом месте проспекта Александра II . О судьбе этого проекта я довольно подробно рассказал в своей книге о Екатерининском канале. 1 мая 1870 года на заседании Высочайше учрежденной комиссии по засыпке Екатерининского канала Губернатор сообщил о желании Министра Внутренних Дел, чтобы часть гранита от разборки набережных Екатерининского канала была употреблена на постройку новой набережной против Адмиралтейства (то есть названия у этой набережной ещё не было). Учредители проекта на это согласились, но, как известно, в конце концов Городская Дума отклонила сам проект. Так что гранит для набережной пришлось брать в другом месте. И набережная обошлась дорого. Михневич в своем путеводителе за 1874 год перечисляет её среди «громадных капитальных сооружений», предпринятых городской властью в 1873 году. Он приводит сумму, в которую она обошлась городу, и отдельно сумму, которую город уплатил Морскому министерству за землю, отошедшую под набережную.

Летом 1875 года архитектор П.Ю. Сюзор и некий купец I гильдии Клейбер обратились в Городскую Думу с предложением, которое они основывали как раз на том, что расходы по устройству этой набережной могут быть покрыты только за счет продажи участков вдоль неё – а покупателей, дескать, как раз нет. Они предлагали городу построить за свой счет на двух участках набережной новое здание Городской Думы, а взамен получить в собственность старое здание на углу Невского и Думской улицы. Так что, если бы Городская Дума тогда согласилась, сейчас мы видели бы роскошное здание между Азовским, Керченским и Черноморским переулками. В упомянутом предложении эти топонимы ещё не значатся – переулки получили названия только в 1887 году. Сюзор и Клейбер обещали построить новое здание уже к осени 1876 года. Городская Управа обсуждала этот вопрос 12 июля 1875 года. Она всесторонне рассмотрела бывшее тогда здание Думы (впрочем, его мы можем видеть и сейчас – оно не перестроено), и перечислила все его недостатки. Первый недостаток заключался в том, что здание располагалось на узкой Думской улице – значит, трудно было разместить экипажи. Затем, часть нижнего этажа была занята лавками, а в башне размещались 10 пожарных служителей. Впрочем, всё это я подробно изложил в своей книге о канале Грибоедова. Сейчас только напомню вкратце: «При обсуждении доклада Управы по сему предмету в Городской Думе одни из гласных поддерживали заключение Управы о постройке нового здания, другие же находили возможным ограничиться только приспособлением настоящего здания…» Поскольку мнения разделились, предложено было образовать комиссию из гласных для рассмотрения этого вопроса. 10 октября 1875 года комиссия была избрана. Среди её членов я хочу назвать архитектора Р.Б. Бернгарда и гласного И.И. Глазунова (доклад которого сыграл, похоже, главную роль, когда Дума обсуждала вопрос о превращении Екатерининского канала в проспект Императора Александра II ). Комиссия, изучив вопрос, предложила строить здание Думы на Адмиралтейской набережной. Видимо, Городская Дума всё же это не приняла, так что здания Думы здесь мы не видим. Мы покидаем Адмиралтейскую набережную, чтобы рядом увидеть еще одно место, предложенное для здания Городской Думы.

Так или иначе миновав Адмиралтейскую набережную, мы оказались на Сенатской площади. Эта площадь – тема отдельного разговора. Я, однако, обещал вернуться к разговору о том, как в царствование Павла I напротив Сената была иордань. Об этом вспоминает в своих записках Е.Ф. Комаровский: «Января 6-го 1797 года, в день Богоявления Господня, был парад всем гвардейским войскам для водосвятия и окропления знамен и штандартов…” Как это происходило – интересно рассказывает Комаровский.

Вообще, о площади уже много сказано. По минутам и по шагам разобраны, например, события, происходившие на этой площади 14 декабря 1825 года. Если верить А.О. Смирновой-Россет, известная гадалка Ленорман еще в 1814 году предсказала императору Александру I эти кровавые события. Она поставила перед Александром зеркало, в котором он увидел будущее: «Сперва он увидел своё собственное лицо, которое сменил почти мимолетный образ его брата Константина; тот уступил место величественному и прекрасному лицу… Николая, которое долго оставалось устойчивым; после него он увидел что-то смутное, развалины, окровавленные трупы и дым… »


Интересно, что к ноябрю или декабрю 1825 года относится эпиграмма, приписываемая А. И. Полежаеву:

Что, ежели судьбина злая
Царём нам даст скотину Николая?
Что сделаем тогда? Что сделали с Берри…
Ну, чёрт его дери.

Имелся в виду герцог Беррийский, наследник французского престола, убитый в 1820 году. Эта история, конечно, могла бы нас увести далеко от Невы. С. Шуазель-Гуфье пишет в своих мемуарах, что Александр I тяжело переживал случившееся. Он даже сказал ей: «Я столько просил, умолял, чтобы с самого начала реставрации держались твердого образа действий. Мне не поверили; печальные последствия этого проявились в трагической смерти герцога Беррийского. Событие это тем более прискорбно, что характер герцога, изменившийся к лучшему, подавал большие надежды».

Хочется только, для подведения итога восстания, привести резкие слова Завалишина (который был крайне недоволен его руководителями): «… беспристрастие истории заставляет сказать, что силы, находившиеся в их распоряжении, были огромные, действия солдат и второстепенных деятелей за малыми исключениями не оставляли желать ничего лучшего, но действия главных распорядителей, Трубецкого, Рылеева и Оболенского, были до того дурны и слабы, что они проиграли дело, несмотря на то, что и с правительственной стороны были сделаны всевозможные ошибки, так что я всегда говорил, что 14 декабря обе стороны играли как бы в «поддавки».

Мы ещё увидим, где жил С.П. Трубецкой, и там вспомним, что сказал о нём Завалишин. А пока я ещё хочу изложить предложенную Завалишиным версию гибели М.А. Милорадовича. Дело в том, что до сих пор исследователи разбирали с разных точек зрения, для чего Каховский убил Милорадовича. Завалишин утверждает: убил Каховский или нет – неизвестно. Во-первых, по утверждению Завалишина (видимо, со слов самого Каховского), стреляли несколько человек. Правда, почему-то ни одного имени Завалишин не называет. «Поэтому-то не отрицая, что он стрелял, как и другие, он никогда не мог сознаваться в том, что будто бы он собственно ранил Милорадовича…» – говорит Завалишин. Во-вторых, самое главное – все стрелявшие стреляли в лошадь Милорадовича. То есть, говоря языком юристов, умысла на убийство не было. Члены тайного общества хотели прогнать Милорадовича с площади, чтобы его не убили солдаты. А они уже собирались это сделать. Дело было в том, будто бы, что: «… Милорадович, действительно когда-то любимый теми солдатами, с которыми был в походах, нисколько не был известен гвардии с выгодной стороны, особенно после Семеновской истории». Кроме того: «… действия его, как главнокомандующего в Петербурге, были не такого рода, чтобы заслужить ему уважение».

Однако уделим немного внимания памятнику на площади.


Памятник Петру стоит здесь уже более 200 лет, за это время составилась целая библиотека стихов и прозы о нём. Не претендуя упомянуть все свидетельства, я однако, остановлюсь на некоторых. Во-первых, конечно, интересно обратиться к свидетельствам тех, кто видел этот памятник в первое десятилетие его жизни, когда он не стал ещё до боли привычной частью городского пейзажа. И я предлагаю опять обратиться к запискам Миранды, который увидел памятник через пять лет после его открытия. Его отношение к памятнику неоднозначно: с одной стороны - "прекрасное творение", "замечательное творение", с другой стороны – постамент напоминает жабу, а царь сидит на коне в позе французского комедианта. А. де Кюстин увидел этот памятник в 1839 году. Ему памятник однозначно не понравился: «Слишком прославленная статуя Петра Великого… произвела на меня исключительно неприятное впечатление. Воздвигнутая Екатериной на скале… фигура всадника дана ни в античном, ни в современном стиле. Это – римлянин времен Людовика ХIV . Чтобы помочь коню прочнее держаться, скульптор поместил у ног его огромную змею – несчастная идея, которая лишь выдает беспомощность художника».

Трудно удержаться и не привести одно современное высказывание об этом памятнике: «Мы же, например, находим уже два века в лице Медного всадника и ум, и благородство, и ярость, и величие – потому что боимся признаться себе и особенно другим в том, что ничего в этом лице нет, кроме тупой, тяжёлой пучеглазой злобы и ненависти ко всему, что совершается не по его воле, ненависти к нам, таким маленьким, задирающим головы, живущим мелкими интересами и страстями…» Это сказал очень ироничный современный писатель М. Успенский в книге «Чугунный всадник» (1987-1990). Правда, похожая мысль видна (гораздо раньше) и у Пушкина в поэме «Медный всадник». А Н.Ф. Щербина так прямо сказал:

Нет, не змия всадник медный
Растоптал, летя вперед –
Растоптал народ наш бедный,
Растоптал простой народ.

Кстати, о Щербине. Сам он тоже удостоился эпиграммы. В конце 1850-х А.Н. Майков сказал о нём такое:

Щербина слег опять. – Неужто?
- Еле дышит.
- Бедняжка! - Да, и это всякий раз,
Как кто-нибудь, друзья, из вас
Стихи хорошие напишет.

Не раз упомянутый мною Ф. Ансело, конечно, не имел в виду этот памятник, но мысль, высказанная им, по-моему, должна быть высказана именно здесь: «Человек, своею волей приводящий в движение миллионы других людей, может заставить непроходимые болота стать основанием для роскошных памятников, может заложить огромный город, и всё же настоящая столица империи складывается веками, историческим стечением интересов и обстоятельств».

Упомянутый мною Путеводитель 1915 года – по-моему, единственный – называет памятник «Каменным Всадником». Впрочем, справедливо его высказывание, что в нём: «… нам так трудно отделить Петра от Пушкина и Фальконета…»

Перед памятником был некогда въезд на наплавной Исаакиевский мост, который соединял площадь с Васильевским островом. Именно здесь стояла барка для перевозки памятника, когда Медного всадника решено было эвакуировать. Вообще, первая эвакуация нашего города связана именно с 1812 годом, но об этом пишут меньше, чем об эвакуации 1941 года.


Потом этот наплавной мост был перенесён на трассу нынешнего Дворцового моста, потом возвращен сюда, потом в 1916 году сгорел. Буквально накануне этого события городские власти рассматривали вопрос о перенесении его на Охту. 30 мая 1916 года поступило прошение к Градоначальнику от жителей Большой Охты и прилегающих к ней районов. В нём отмечалось, что строительство постоянного Дворцового моста должно было вскоре закончиться, так что представлялась возможность переставить наплавной мост на новое место. Далее, в прошении было сказано, что жители Большой Охты около 20 лет хлопотали о постройке постоянного Охтенского моста на Большую Охту. Это, действительно, очень долгая и интересная история, которой, однако, здесь уделить внимания нельзя. После постройки постоянного Охтенского моста на Малую Охту пароходные перевозы на Охту по-прежнему действуют. Мало того – мост пустует, а пароходы всегда переполнены. Так что деревянный наплавной мост на Б. Охту был бы очень кстати. 8 июня 1916 г. Градоначальник обратился по этому поводу к Городскому Голове: «… находя указанное ходатайство заслуживающим внимания, прошу Ваше Превосходительство, поскольку это возможно в техническом отношении, сделать распоряжение о приведении в исполнение означенного ходатайства… » 25 июня 1916 года Городской Голова ответил Градоначальнику, что в настоящее время плашкоуты моста пришли в ветхость, так как их не ремонтировали 8 – 9 лет, и продержатся не более одной навигации. Перестановка и эксплуатация этого наплавного моста вызовут расход, почти равный расходу на постройку там постоянного деревянного моста (то есть, следует понимать – расход, непосильный в тот момент для города). Особое и Общее Присутствия Городской Управы уже рассмотрели вопрос об использовании этого моста 26 мая и 7 июня 1916 года и отказались от использования его на каком-либо новом месте.

А вскоре, повторю ещё раз, этот мост сгорел.

В.С. Шефнер вспоминает остатки этого сгоревшего моста, которые существовали еще в 1920-х годах (правда, он вспоминает то, что было со стороны Васильевского острова). Он вспоминает, как с оставшихся свай ныряли купальщики.

В общем, в литературе этот мост описан достаточно. Я хочу, во-первых, напомнить, что этот мост связан с историей Никольского Морского собора. Собор был построен на деньги, собранные за проезд по мосту. Во-вторых, я уже упоминал, как этот мост занимали 14 декабря 1825 года верные Николаю I подразделения. В-третьих, нужно упомянуть и о том, как этот мост «отметился» в художественной классике. Тут в первую очередь вспоминается поэма Н.А. Некрасова “О погоде”. Первое, что увидел лирический герой поэмы, выйдя из дома:

«Везли на погост
Чей-то вохрой окрашенный гроб
Через длинный Исакиев мост».

Но мы, не пытаясь рассмотреть площадь, продолжим наш путь по набережной. В этой работе я не касался 14 декабря 1825 года – расстановки войск на площади. Но, начав разговор об Английской набережной, хочу отметить, что, после пушечных залпов, толпа побежала с площади в том числе и по этой набережной.

Единственно, для чего мы задержимся – увидеть место, где могла бы быть Городская Дума. Вопрос о строительстве нового здания Городской Думы был на рубеже ХI Х и ХХ веков очень серьезным. В Городской Думе действовала Подготовительная Комиссия, которая к 1903 году рассмотрела самые разные предложения. Среди прочих, было и предложение некоего гласного И.А. Шульца построить новое здание Городской Думы между Медным Всадником и Исаакиевским собором. Он мотивировал свое предложение как центральным положением этого места (между прочим, рядом с Сенатом), так и обширностью участка. Комиссия, однако, решила, что на этом месте здание Думы нарушило бы всю стройность планировки. Кроме того, было бы технически трудно устроить фундамент здания. Из архивного дела неясно, вспомнили ли члены Комиссии Исаакиевскую церковь, заложенную примерно на этом месте в 1718 году по проекту Г.И. Матарнови. Через здание церкви, как известно, прошла трещина. То есть фундамент подвёл. У членов Комиссии было и ещё одно соображение: «При этом необходимо заметить, что устройство магазинов… в здании Думы едва ли допустимо в этой местности…» А устроить магазины, получается, хотелось. Впрочем, эта традиция пошла ещё от Петра I . При нём даже в первом этаже здания Двенадцати коллегий были запланированы лавки. А между тем эта респектабельная часть города, действительно, никакой торговли не предполагала. М.И. Пыляев ещё в кон. ХI Х века с гордостью писал об Английской набережной, что на ней нет ни одного магазина. Впрочем, уже упомянутый в начале этой работы путеводитель 1870 года говорит о магазинах на этой набережной: “Английская набережная есть как бы отрывок Лондона. Торговые места в ней посвящены предметам роскоши и мод».

Перед самой набережной мы увидим улицу, идущую перед зданием Сената вдоль Сенатской площади к Исаакиевской – Сенатский проспект. То есть с 1920-х годов никакого проспекта тут нет – теперь это просто часть площади. А с 1880 года этот проезд назывался Сенатским проспектом. Справочник «Городские имена…» дает и некоторые предыдущие его названия. В 1737 году (когда улицам Петербурга были даны официальные названия) он стал Малой Дворянской улицей. В 1760-х он стал 2-й Дворянской, потом (с 1770 по 1817) – Петровской, а с 1880 – Сенатским проспектом.

Английская набережная была 4-й дистанцией в плане С.А. Волкова, она строилась с 1770 по 1788 год. Как гармонировали когда-то эти два названия набережных - Английская и Французская. Между тем название "Английская" появилось гораздо раньше - оно бытовало неофициально ещё с конца ХYIII века. Франсиско де Миранда часто упоминает в своём дневнике «Английскую линию». В 1814 году название стало официальным. А почему Галерная набережная как-то сама собой стала называться Английской, видно из путеводителя Георги: "Галерная набережная есть связь домов по левому берегу Невы от Петровской площади до Галерной верфи. Большая часть сих каменных домов выстроена в три яруса и некоторые из них весьма великолепны, также у всех сих домов есть задние домы на Старой Исаакиевской улице. Большая часть жителей суть Англинские купцы".


Как отмечает в своей книге об этой набережной Т.А. Соловьёва: «Первая парадная набережная Адмиралтейского острова – Английская – всегда выделялась гармонией и строгой красотой. Долгое время она играла для Санкт-Петербурга ту же роль, что и парадная гостиная богатого особняка…» Вообще, без книги Т. А. Соловьёвой «Английская набережная» (СПб, 2004) рассматривать эту набережную невозможно. Хотелось бы постоянно к этой книге обращаться, но ведь пересказывать её нет смысла.

Тем не менее та же Т.А. Соловьёва противопоставляет Английскую набережную Дворцовой. В книге «Дворцовая набережная» она говорит: «… глядя на изысканную, гармоничную и вместе с тем строгую в своей холодной красоте Английскую набережную, понимаешь: жизнь в её домах кипела так бурно именно оттого, что она находилась в стороне от чопорной Дворцовой – главной набережной столицы Российской империи, где естественные чувства подчинялись строгому этикету, ощущалось присутствие власти, царил дух монархии…»

Конечно, эта часть города далеко не сразу стала такой нарядной. При Петре здесь жили в своих хибарках рабочие и матросы. Один из авторов того времени пишет так: "Рядом с Адмиралтейством маленькая русская церковь или часовня и возле - кабак. Вниз него большой канатный двор в несколько сот шагов длины, на котором изготавливаются якорные и мачтовые канаты и всё необходимое для корабельной оснастки. Ещё дальше - русские дома, занимаемые корабельными и шлюпочными матросами и мастерами и, напоследок, на оконечности острова, скрытый шанец".

Маленькая церковь возле Адмиралтейства - это церковь, наспех переделанная из сарая и освященная в 1711 году во имя Св. Исаакия Далматского - первая Исаакиевская церковь в Петербурге. Это начало долгой предыстории Исаакиевского собора. Кабак рядом с ней был, видимо, там, где сейчас здание Сената. Саксонский резидент (то есть посланник) Вебер очень ярко описал, как рабочие Адмиралтейской верфи там выпивали. Вообще, этот автор с удовольствием подмечал всё некрасивое, что было и чего не было. Это с его легкой руки пошла гулять формулировка, что Петербург строится на костях.


Вообще, здание Сената описано в литературе достаточно хорошо. Построенное для органа государственной власти, оно возвращается сейчас к своему первоначальному назначению – в нём размещается Конституционный Суд. Пребывание в нем Российского Государственного Исторического Архива – отдельная и интереснейшая глава его истории. Но она закончена прямо на наших глазах. 21 ноября 2006 года средства массовой информации сообщили, что последний ящик с архивными делами перевезён в новое архивное здание – на Заневский проспект. Те же средства, кстати, сообщили, что реально перевозка дел закончилась 16 ноября, а 21-го был лишь торжественный акт.

Я сразу перейду к дому №4, известному в краеведческой литературе, как дом Лаваля. Его фасад восхищал многих специалистов. Стоит, наверное, привести два авторитетных мнения. И.Э. Грабарь сказал так: "Хорошо найденные пропорции членений фасада по горизонтали, плавный ритм колонн, завершённых не традиционным фронтоном, а ступенчатым аттиком, умелое использование скульптурного рельефа обусловили художественный эффект композиции фасада и поставили его в ряд выдающихся памятников русского классицизма начала ХIХ века". Недавно вышедшая энциклопедия "Стили в искусстве" говорит о нём так: "Дом Лаваль стилистически, возможно, самое тонкое произведение Томона, композиция его фасада и интерьеров исполнены изящества подлинной классики". Его интерьерами восхищался сардинский посланник Жозеф де Местр. Но, впрочем, оставим его архитектурный анализ специалистам. Поговорим о людях, связанных с этим домом. Тут можно было бы много сказать и об Иване Степановиче Лавале (биография его воистину богата событиями), и о его жене Александре Григорьевне, урожденной Козицкой, о её отце (интереснейший, кстати, человек). А разве не интересно, что статс-секретарь Екатерины II Григорий Васильевич Козицкий женился на дочери сибирского золотопромышленника, вышедшего из крестьян?


Фамилию Лаваль мы с удивлением встретим в воспоминаниях Д. И. Завалишина. Когда тот учился в Морском корпусе (поступил туда он в 1816 году), граф Лаваль был там инспектором для иностранных языков. Как вспоминает Завалишин: «Он бывал очень редко в классах, а надеялся, что достаточно поощряет ученье уже тем, что раздает книги в красивом переплете и приглашает к себе обедать». То есть в этом доме, бывало, обедали гардемарины. Завалишин вспоминает, что учащиеся обманывали его, пользуясь его близорукостью. О близорукости И.С. Лаваля вспоминала в своих записках и А.О. Смирнова-Россет. К воспоминаниям Завалишина мы снова обратимся совсем скоро – около дома Остермана-Толстого. А пока нужно отметить, что декабрист Завалишин вспомнил о Лавале не в связи с декабристами. Между тем вспоминается прежде всего роль этого дома в движении декабристов. Стало расхожим определение из поэмы Некрасова "Русские женщины":

Высокий дом на берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы.

Но поэзия поэзией, а если обратиться к суровой прозе, то нужно послушать и одного из современников движения декабристов – человека, безусловно, образованного и умного – Н.И. Греча: «Едва ли случалось в мире какое-либо великое бедствие, возникало какое-либо ложное и вредное учение, которое в начале своём не имело хорошего повода, благой мысли». А побывавший в Петербурге весной – летом 1826 года французский писатель Ф. Ансело высказался резче: «Говорят, что эти могущественные аристократы взялись за оружие во имя свободы. Но не для себя ли одних алкали они свободы? Они пытались вырваться из-под ига верховной власти – какое же отношение к этому заговору аристократов имел народ?»

Им как бы отвечает в своих воспоминаниях декабрист Д.И. Завалишин: «Не говоря уже о том, что осужденная сторона была лишена и средств защиты, и свободы гласного выражения, уже самый образ действий в следственной комиссии неизбежно вел к искажению всего».

О жившем в этом доме С. Трубецком Греч отозвался резко: «… самая жалкая фигура в этом кровавом игрище… умом ограниченный, сердцем трус и подлец, не знаю, почему он вошел в славу у наших либералов…» О его участии в восстании Греч говорит следующее: «Он и повел себя удивительно. 12-го числа был у Рылеева на сходбище, условился в действиях, но, проснувшись на утро 14-го числа, опомнился, струсил, пошёл в штаб, присягнул новому государю и спрятался у свояка своего графа Лебцельтерна… » А когда его арестовали, униженно молил о пощаде. Что интересно – Завалишин, человек из противоположного лагеря, говорит о Трубецком тоже нехорошо: «Ещё менее был на своём месте Трубецкой, назначенный диктатором… Если бы даже и признать в нём (что, впрочем, многими оспаривалось) личную храбрость и знание военного дела, чем оправдывали его назначение, то, конечно, нельзя было найти человека ничтожнее по характеру».

И тем не менее Кюстин написал в 1839 году так: «Как бы ни был виноват Трубецкой, царь давно бы его простил, будь он на самом деле таким великим монархом, каким хочет казаться. Но, помимо того, что милосердие чуждо натуре Николая, оно представляется ему слабостью, унижающей царское достоинство… Одним словом, император Николай не смеет прощать, он осмеливается лишь наказывать». Француз патетически восклицает: “Пусть русские возмущаются, если посмеют, но Европа должна узнать, что человек, называемый шестидесятью миллионами подданных всесильным самодержцем, унижается до мести”.

После разгрома декабристов и отъезда в Сибирь дочери Ивана Степановича и Александры Григорьевны Екатерины Ивановны дом оставался очагом культурной жизни Петербурга. Если следовать той же поэме Некрасова, в Сибири Екатерина Ивановна так нелестно отозвалась об оставленном Петербурге:

«И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай
Своей заботливой рукой
Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют,
Ходячие гробы».

То есть всякая жизнь в Петербурге кончилась. Видимо, такой взгляд действительно был присущ декабристам, оказавшимся в Сибири. Известно, что идея стихотворения «Бал» появилась у А.И. Одоевского, когда его везли из крепости в Сибирь мимо дома В.П. Кочубея (что на Фонтанке), где как раз в это время шёл очередной бал. «Плясало сборище костей», - так заканчивает Одоевский своё стихотворение. А между тем жизнь в Петербурге продолжалась. В доме Лавалей по-прежнему собирались Крылов, Вяземский, Мицкевич… Как заметил в романе «Война и мир» Л. Н. Толстой, настоящая жизнь: «… с своими существенными интересами… мысли, науки, поэзии, музыки… » идет независимо от политики.

11 мая 1828 года, например, здесь слушали А.С. Пушкина, который читал в этом доме своего "Бориса Годунова". А.О. Смирнова-Россет вспоминает в своих «Записках», что после этого чтения Бенкендорф сообщил об этом Императору. По её словам: «Государь удивился и сказал ему: «Никто не запрещает Пушкину читать свои стихи друзьям. Я его единственный цензор. Впрочем, он это знает». Вообще, в вышеупомянутых «Записках» уделяется много внимания балам у Лаваля.

После смерти Александры Григорьевны дом отошёл по наследству её дочери Софье Ивановне. Она была замужем за Александром Михайловичем Борхом. "Всеобщая адресная книга" за 1867-1868 годы называет его директором Императорских театров. У Борхов была богатая библиотека, коллекции по Египту и античности (они частично куплены Эрмитажем в 1852 году).

Александр Михайлович Борх. 1860-е гг.

Борхи продали дом Самуилу Соломоновичу Полякову - старшему из трех известных в Петербурге братьев Поляковых (мы встретимся и с остальными) предпринимателю, прославившемуся железнодорожным строительством. В начале ХХ века в доме располагался Временный комитет по образованию "Общества ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России" в память 25-летия царствования Императора Александра II.

В 1909 году. дом был продан в казну. Потом в его истории всё просто. Он стал принадлежать Сенату. В годы I Мировой войны в нём работала Высочайше учрежденная Чрезвычайная Комиссия для расследования нарушения законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками и войсками держав, действующих в союзе с Германией и Австро-Венгрией. При этой Комиссии был и музей. В советское время здесь был недолго Народный комиссариат юстиции (у большевиков, оказывается, была юстиция), потом Архивное управление. При нём в 1920-х годах действовали Истпарт и Истмол. Истмол - это комиссия губкома ВЛКСМ по изучению истории революции. Истпарт - это комиссия (видимо, при губкоме партии) по изучению истории Октябрьской Революции и ВКП(б). "Весь Ленинград" за 1927 год называет очень интересные фамилии: заведующей Истпарта была - П.Ф. Куделли, заместитель - А.Ф. Ильин-Женевский, а среди научных сотрудников - та самая П.И. Кулябко, которая позже, в 1957 году, зажигала Вечный огонь на Марсовом поле. Она же, кстати, состояла в редколлегии сборника "Красная летопись", который выпускался Истпартом.

Просмотров